Ежегодно по дороге заезжаю я в Прокопию и останавливаюсь в хорошо знакомой мне
гостинице, в одном и том же номере. Впервые оказавшись там, я задержался у окна,
чтоб рассмотреть пейзаж, который открывается за занавеской: ров, мостик, невысокую
каменную ограду, дерево рябины, кукурузное поле, ежевичные кусты, курятник, желтоватый
холм, облако и четырехугольник голубого неба. В первый раз я совершенно точно
не видал там ни одной живой души и только через год, заметив шевеление листвы,
смог различить приплюснутое круглое лицо, глодавшее початок кукурузы. Еще год
спустя на каменной ограде их наблюдалось уже трое, в следующий раз - шестеро:
усевшись в ряд, они держали руки на коленях, на тарелке перед ними были ягоды
рябины. С каждым годом, заходя в тот номер и отодвигая занавеску, я насчитывал
на несколько физиономий больше: восемнадцать вместе с теми, что внизу, в канаве;
двадцать девять, из которых восемь на ветвях рябины; сорок семь без тех, которые
в курятнике. Похожи друг на друга, с виду славные - веснушки на щеках, улыбки,
у некоторых губы в ежевике. Вскоре уже весь мост был занят круглолицыми субъектами,
сидевшими на корточках, - поскольку двигаться им стало некуда, - занимаясь объеданием
кукурузных зерен, а потом глоданием початков.
Год за годом я наблюдал, как ров, рябина, ежевичник исчезали за спокойными улыбками
между подрагивавших круглых щек, скрывавших челюсти, которые разжевывали листья.
Кто бы мог предположить, что на таком клочочке с кукурузой может поместиться столько
человек, особенно если они сидят обняв колени и не шевелятся! Должно быть, их
еще гораздо больше, чем на первый взгляд: я видел, на холме толпа делалась все
гуще, но с тех пор, как те, что на мосту, усвоили привычку залезать друг другу
на плечи, заглянуть за них никак не удается.
Наконец, в этом году, приподняв занавеску, я увидал одни сплошные лица: сверху
донизу, от края и до края, рядом и вдали видны замершие круглые приплюснутые физиономии
с едва заметными улыбками да еще кисти рук, лежащие на плечах тех, кто впереди.
Не видно даже неба. Так что от окна мне лучше отойти.
Передвигаться, впрочем, нелегко. Ведь в комнате нас двадцать шесть, и, делая шаги,
я поневоле беспокою тех, кто примостился на полу; приходится протискиваться меж
коленями сидящих на комоде, меж локтями тех, кто попеременно прислоняется к кровати;
к счастью, подобрался обходительный народ.
